КЛЕВОЕ ДЕЛО

 Для многих наших сограждан рыбалка не хобби, а средства выживания

Статья из газеты «Комсомольская правда» от 9 марта 1991 года.

Публикуется с разрешения редакции, так как газета под этим же названием существует и до сих пор, сайт газеты www.kp.ru

 Двести лет без малого прошло. Я открываю книгу с рассказами Сергея Аксакова о русской природе и русских характерах и потрясенно за­мечаю, что такие строки могли быть написаны и о сего­дняшнем дне. Сергей Тимофеевич родился в 1791 году. Когда молодому барину подошло годам к осьми, слуга, - Евсеич, стал воспитывать в нем упоенную русскую страсть — страсть к ужению рыбы. И вот читаем: «Тогда удил всякий, кто мог держать в руке удилище, даже неко­торые старухи, ибо только в эту пору, то есть с весны, от цвета черемухи до оконча­ния цвета калины, чудесно брала крупная рыба: язи, го­лавле и лини. Стоило сбегать пораньшё утром на один час, чтоб: принесть, по. крайней мере, пару больших язей, упустив столько же или боль­ше, и вот у целого семейства была уха, жареное или  пирог».

Двести лет без малого про­шло. Не вижу, чтобы в Рос­сии резко поменялись соци­альные нужды и ориентации людей. Сегодня на Урале то­же удит всякий, кто может держать удочку в руках. И не только в теплые майские дни. В тридцатиградусный мороз, на тонкой кромке льда, у парящих стоков Белоярской атомной станции, как в лаге­ре неприкаянных беженцев, каждая десятина свободного пространства уставлена рыбацкими латками. Людей не смущает ни близость атом­ных реакторов, ни штормовой ветер, дующий в сторону па­рящего зеркала свободной во­ды, в любой момент грозящий оторвать крупную льдину, чтобы угнать ее в теплые струи, на которых плавучий и густонаселенный «остров» мгновенно развалится на куски...

Мужикам не до черных мыслей. Рыбачат. У границы теплых и холодных вод даже в глухую январско-февральскую пору — хороший клев. На клевых лунках, с бензино­вым примусом, установлен­ным в палатке, люди рыбачат круглые сутки: днем и но­чью. И если свердловчане ко­ротают ночи в матерчатых палатках (легче везти), то местные жители Заречного, поселка энергетиков, прино­ровились мастерить легкие фанерные домики на салаз­ках. В домике, как в баньке: двери на шарнирах, окна... А главное — жаркая печка с трубой.

Рыбалка — это не митинг и не базар. Это настоящая ту­совка, Вы даже не представ­ляете, какие родные души здесь тусуются! Больше де­сятка лет я лично отдал ноч­ной рыбалке на леща, И ни­когда не забуду, как порою за километр, в пронизываю­щий буран, ко мне приходи­ли совсем незнакомые люди: «Браток, живой? У нас пель­мени поспели, пойдем!» В тоскливые бесклевные ночи попробуйте только на часик расслабиться, свернуться ка­лачиком на санях, сомкнуть глаза... И поутру, извините, соседи-рыбаки будут вас от­ковыривать ото льда пешней. Кому нужна такая печальная работа?

Ты всегда помнишь, что за бортом» — минус 30. Хо­рошо рыбачить, когда дует шквальный ветер, палатка по­лощется, каркас трещит... И кажется, вот-вот вырвет буря вмороженные растяжки. Па­латку подхватит, как пушин­ку, и унесет в серую злую мглу. В такую ночь никогда не уснешь, но именно в такую ночь чаще отрываешься от дела, накрепко завязываешь шнурки шапки-ушанки и бре­дешь к соседям с термосом горячего, только что приго­товленного на примусе чая. Десяток палаток обойдешь с вопросом: «Живой?» И непре­менно чайком людей побалу­ешь.

В последние, перестроечные годы, этот «обряд» ночной рыбалки стал уже обязатель­ным. Все чаще ночью на льду стали появляться не­опытные подростки. И ни «шмеля» у них в палатке, ни бензина, ни термоса. Шубы теплой тоже нет на плечах: «Где купить?»

Кстати, насчет пельменей не сказки. Рыбалка — это, прежде всего, адский труд. Это утомительная дорога по глу­бокому снегу или по раскис­шей наледи, это десятки раз­личных лунок (вы сверлили когда-нибудь метровый лед?), наконец, это 16—17 часов ночного бдения. Без хорошей калорийной пищи вас на следующие сутки ветром сду­ет, до дому не дойдете! И неимоверно жалко наших «пе­рестроечных» пацанов, кото­рые ползут на ночную рыбал­ку с вареной картошкой, дву­мя луковицами, солью и хле­бом, Ни консервов, ни яиц, ни колбасы негде купить!»

Можете мне верить, може­те смеяться: на пирогах с карасями, подлещиками, плот­вой выросла вся уральская глубинка. Рос я в деревне, держали свою скотину, но тоже не помню, чтобы летом мы едали бефстроганов или шницель. Лето — это карась в пироге и окунь в ухе. Паль­чики оближешь! С другой сто­роны — тоска: в богатейшей стране мы оседлые, работя­щие, вечно обязанные госу­дарству люди питаемся, чем бог подаст, живем на под­ножном корму, как кочевни­ки.

Как бы ни дорожало мясо, я на ночную рыбалку без мо­роженых пельменей не хо­жу. И, что греха таить, быва­ло, подкармливал наших «ре формных» пацанов. Вырас­тут - добрее будут. Я все лелею мечту, что когда-то рыбалка станет для русского человека истинным наслаждением. Только выра­жением русского духа и рус­ской страсти. Не более того. Не получается! Мы с друзья­ми-рыбаками вроде не пос­леднего поля ягода, Николай Маликов (коммерческий ди­ректор), Евгений Казаков (ме­дицинский работник), Анато­лий Акимов (работник изда­тельства).,. Не можем мы ска­зать, что нам не хватает на колбасу. Но, видимо, не хва­тает колбасы, И потому всем, в том числе и нам, худова- тенько без свежей рыбки. Да простят меня егеря, по перво­му льду уральцы стремятся нарваться на стаи килограм­мового, двухкилограммового леща, напластать красавца на два месяца вперед, залить его в емкостях водой, вморозить в лед. В глухую январскую по­ру стихнет клев, в уловах ос­танется неказистый ерш... Но если в ноябре была удача, рыбак-профессионал не пропа­дет! Его уже не пугают 400 граммов лапши, положенной в месяц по карточкам.

Смею утверждать: в послед­ние годы рыбалка переросла в мощный социальный бум, обусловленный не столько азартом, сколько нуждой. Мне казалось, -что только мы, горожане, карточные залож­ники, страдаем зимой по све­жей рыбке. Позвонил знако­мым в Белоярский район, в сельскую местность, где удит если не каждый второй, то каждый первый... Говорю, най* дите мне человека, для кото­рого рыбалка не состояние желудка — состояние души! Через два дня отвечают:  Нашли. Токарь Сысертской передвижной механизирован­ной колонны. Лет ему уже за пятьдесят, а рыбачит с детст­ва. Передает тебе наше с кис­точкой, говорит, что ты, ми­лок, опоздал. Годиков пять назад Поликарпыча гнала на водоем душа, а ныне забота. Не жена, так соседи рыбы просят. И никакого продыха! С работы на пруд. Вторая тру­довая смена!»

Моему старому компаньону по верх-исетскому пруду Пав­лу Ивановичу Лукину на восьмой десяток лет кален­дарь доказывает... Но в лю­бой, первый попавшийся день, я виж|у его поутру на трам­вайной остановке с коловоро­том в руках и со старой рас­кладушкой за плечами, хит­ро приспособленной под кар­кас палатки, «Иваныч»,- кричу я ему, - тебя ревма­тизм в постель свалит, сердце надорвешь, не выдержит!» А он: «Иди ты, мне целый подъ­езд надо кормить!»

В дни ледостава и в весен­ние дни, по последнему лед­ку уральские водоемы похо­жи на фронты Отечественной. На одном берегу рыбаки вы­гружаются с электрички, на другом  - с автобусов. Прихо­дилось видеть это «ледовое побоище» и с вертолета: ди­визия на дивизию наступает, не иначе. Были попытки в такие дни вести счет рыбакам на Исети - и счет инспекто­ров уходил за 5 тысяч. На Белоярке - за 8 тысяч, на Больших Каслях - 10 тысяч. Сколько же нас, упоенных надеждой?

В осенне-весеннне дни, ког­да рыба стаится и бодро дви­жется в недрах водоемов, только недотепа уйдет с пру­да с одним килограммом окуня и плотвы, Умудренный опытом рыбак уезжает с 2-3 килограммами свежей рыбы. Я же видел профессионалов, которые за сутки на удочку добывали 25 -30 килограм­мов леща. В иной такой день уральские водоемы выдают «на-гора» по 30 - 40 тонн свежей рыбы. Бурный весен­ний клев продолжается около двух недель, как и осенний, Это 420 - 460 тонн рыбы на удочку!

Рыбохрана периодически пытается бороться с этим злом, не понимая, что борет­ся с благом. На большинстве уральских прудов, образован­ных выше черты промышлен­ных центров, рыба исчезает не по вине человека с удоч­кой. По осени, благодаря миграции, зову природы, велико­лепные лещи, окуни, щуки скатываются вниз по течению, проходят города и попадают в натуральную помойку. На этом обрывается рыбья жизнь, а если рыба и выживает, как в нижне-исетском пруду,  возле Свердловска, то её не едят даже свиньи.

Я знаю точно, не будь на­шего брата-рыбака, лещ не рос бы в уральских водоемах с такой быстротой. Подкорм­ка мормышем, рачком бокоплавом, производимая рыба­ками на всех уральских озе­рах, очень много значит. Ни­кто не изучал вреда этой за­теи, Но шикарная продуктив­ность озер в сплошной про­мышленной зоне - это факт. И хвала не рыбнадзору и рыб­хозу, которые, может быть, раз в десять лет посадят в уральские озера сига и суда­ка... Хвала рыбаку, который трудами своими, как на нату­ральных колхозных прудах, кормит и выращивает всякую рыбку. А те же заморы? Не сверли мы в решето метровый лед, чем бы дышала рыба?

Голод и нужда сделали на Урале сложнейшими отноше­ния между рыбинспектором и человеком с удочкой. Каза­лось, вот бы кому дружить. Увы, наши воды, несмотря на новую Конституцию, по-преж­нему принадлежат не народу и не государству, они при­надлежат ведомствам. Тому  же Министерству обороны, вслед за бывшим Минводхозом, любящему «при­писные» водоемы. Ну и дру­гим китам с правами при­писок, вплоть до отдельных совхозов. Что же на деле значит «приписной пруд»? А это бумага, составленная в кабинетах, без всякого совета с населением и принесенная на подпись в местный Совет. Исполкомы не глядя подма­хивают такие документы, надеясь, что ведомства и всякие «хозы» будут разво­дить для общего блага в при­городных прудах пенных рыб, строить искусственные нере­стилища, а также открывать прибрежные магазины и про­катные пункты, где тебе и удочки, и насадка, и под­кормка... „в общем, как это делается в Германии.,..

Только у нас все проще! Бригада милиционеров, обя­занных охранять Конститу­цию, а не приписки ведомств, присоединяется к рыбинспек­тору и идет трясти человека с удочкой.

Какие легкие деньги! И по­тому вечная конфронтация, вечная война. Сетями на при­городных водоемах пользует­ся редкая сволочь. Оттого-то и придуман у нас «налог» е мормышки. Чем кончится эта война в тяжелые проголодные годы, не знаю. Я, ко­нечно, за порядок на водах. Но для этого надо беречь во­ды, а не рыбу.

Двести лет прошло. Читаю Аксакова: «В спущенном пру­де (барском.— В. С.) удить и ловить рыбу запрещалось, а на реке позволялось везде в всем». Это значит и дворовым. На пруду рыбу ловил только один человек—слуга Евсеич, приглашавший иногда на за­баву молодого барина. Двести лет прошло... Когда такое бывало, что­бы коллег-москвичей я уго­щал исключительно грибами, клюквой, деревенской картош­кой, солеными помидорами с материнского огорода... И щу­кой, щукой, щукой! «Ну, ты и живешь!» — говорили мне го­лодные москвичи...

А я не живу. Я уже не помню безмятежной, всепог­лощающей рыбалки. Как в детстве!

Я сижу ночью над холод­ной лункой, и мне кажется по­рой, что я вморожен в лед, как памятник нищете.

В. САНАТИН.

 Число просмотров  этой страницы: